Хорошо, мы подумаем над этим.
А что мы имеем на Прибалтийском и Украинском фронтах!?
…. На прибалтийском направлении немцы особой активности не проявляют.
После того, как мы провели сплошное минирование Финского и Рижского заливов селективными минами с радио управлением режима свой-чужой и, фактически, превратили Моонзундские острова в непотопляемые авианосцы, около которых, прямо через минные поля, непрерывно курсируют корабли Балтийского Флота, а Ригу, через Западную Двину, в которую тяжелые речные мониторы могут заходить практически до Полоцка, объединили в единую оборонительную систему с Полоцким Уром – это направление, после нашего ухода из Восточной Литвы и сдачи Вильнуса, потеряло для немцев всякий интерес.
Вести там наступательные операции, при условии, что мы полностью контролируем морское и воздушное пространство, чревато для них слишком тяжелыми потерями – с одной стороны вся территория Мамеля, Лиепая и Риги на глубину тридцати километров простреливается главными калибрами кораблей, с другой стороны, по Двине непрерывно курсируют хорошо бронированные мониторы, изготовленные на балтийских верфях из тяжелых речных барж, используя броню и орудия старых крейсеров и броненосцев.
Немцы понимают, что форсировав Двину, они окажутся зажаты между: переброшенными в точку прорыва мониторами, имеющими, при высоте надводного борта всего шестьдесят сантиметров, шестидюймовые морские орудия, установленные в 120мм барбетах на 70мм бронепалубе, и укреплениями линии Псков, Опочка, Полоцк.
Финский фронт в военном отношении интереса не представляет.
Финляндия, под немецким давлением объявила нам войну, но эта война, как там принято говорить, идет в основном по переписке. Самый активный участник военных действий на этом направлении – «красный крест».
По-моему, при виде его активистов, особенно женского пола, полностью теряют боевой настрой командующие как с нашей, так и финской стороны.
Сталин ухмыльнулся и, подчеркивая чубуком трубки свои слова, произнес – Такая благородная общественная инициатива должна обязательно найти полную поддержку с нашей стороны.
Когда, во время подготовки и проведения зимней Финской Компании, было принято решение максимально гуманизировать военные действия и всемерно поощрять активность красного креста, мы имели в виду именно такие последствия своей деятельности.
Шапошников, вежливо помолчал и продолжил – На украинском фронте наши дела обстоят не настолько радужно, как нам бы хотелось, хотя особо угрожающей, создавшеюся там ситуацию, я бы не назвал.
На Юго-Западных фронтах на нас наступает генерал-фельдмаршал Рундштедт со своей группой армий «Юг».
К сожалению, климат и ландшафт сильно отличается от тех особо благоприятных условий которые мы имеем в Белоруссии и основная сила немцев, первая танковая группа генерала Гольдера, смогла, прорвав наши пограничные укрепления и минные поля, в течение трех суток с начала вторжения захватить Львов и пройти до 30км в направлении Жмеринки.
Была предпринята попытка немецко-румынских войск провести наступательные операции на приднестровском выступе, и, использовав имеющиеся там мосты через Днестр и хорошие условия для наведения понтонных переправ, зайти во фланг киевской группе наших войск.
Попав в ловушки на заранее заминированных мостах и местах возможного наведения переправ, немцы потеряли под ударами реактивных систем залпового огня, самоходных минометов и ударной авиации до тридцати процентов техники ударной группировки и в дальнейшем особой активности на этом направлении не предпринимали, сосредоточив свои основные силы на Львовско-Киевском направлении.
Пользуясь крайним нежеланием румынской армии, после такой показательной порки на днестровских переправах, принимать дальнейшее участие в войне, мы смогли на тяжелых полугусеничных грузовиках перебросить часть нашей дивизионной артиллерии, поддержанной самоходной артиллерией на шасси танков БТ, на более для нас важные участки.
К сожалению, товарищ Конев не смог удержать своих офицеров от проведения встречных танковых боев с прорвавшимися немецкими танковыми колоннами и наши войска понесли достаточно тяжелые, хотя и сопоставимые с немецкими потери.
Правда, я должен отметить, что потеряли мы в основном легкую технику на базе танков Т26, не предназначенную для маневренного боя, и старые танки БТ5-7.
Очень хорошо себя показали в противодействии немецким танковым клиньям 45мм противотанковые пушки с конусным адаптером – на расстояниях до 200м они пробивают лобовую броню любого немецкого танка.
Вызывает определенное удивление то, что немцы использовали на этом направлении только легко бронированные танки и недостаточное количество авиации. Потери в авиации в первые дни войны здесь, у немцев не так значительны, хотя нам и удалось добиться определенного превосходства в воздухе, ну, по крайней мере, по количеству машин.
… Борис Михайлович, вы говорите, что результатом встречных танковых боев стал паритет наших и немецких потерь. Вы не могли бы нам уточнить свою мысль.
Я не совсем понял ваш вопрос товарищ Сталин – результатом боев может считаться выполнение или не выполнение поставленной задачи, но никак не достижение паритета в потерях!?
Сталин и Геста молча переглянулись.
Сталин прошелся по кабинету, набил трубку, закурил и только после этого, остановившись напротив Шапошникова, произнес – Понимаете, Борис Михайлович, в другом времени и в другой исторической реальности, наши потери, только за первый месяц боев, составили: от 400 до 500 тысяч человек, убитых, попавших в плен или пропавших без вести; мы потеряли почти всю, наиболее боеспособную авиацию и танковые части.
Общие наши потери за почти пять лет войны составили, по различным подсчетам от 25 до 28 миллионов человек.
В той реальности наша страна выиграла войну – потом помолчал и добавил – но, к сожалению не мир.
Для такого аналитика как Шапошников произнесенная фраза разом объясняла все кажущиеся нелогичности и мало обоснованности решений, логические нестыковки и резкое изменение внешней и внутренней политики, последних двух лет.
Потрясенный, он повернулся к Гесте – Значит Геста пришелец из нашего будущего!?
Сталин прошелся по кабинету.
Геста молча сидел, с интересом наблюдая за реакцией начальника генерального штаба.
Нет – Сталин наконец ответил на вопрос Шапошникова – это конечно сложная научная и философская задача, к решению которого мы пока не готовы, но мы думаем, что это другая реальность, которая до 1938 года была точным подобием нашей, но опережающая нас по времени.